Статья

Три Африки Алена Мабанку

Как следует толковать колониальное прошлое? Как относиться к возвращению африканского культурного наследия на родину? Какова во всем этом роль писателя? Франко-конголезский писатель Ален Мабанку без прикрас рассказал нам о своем видении колониального вопроса. На «чердаке трех континентов» он ищет фрагменты прошлого, способные пролить свет на настоящее.

Беседу провела французская журналистка Ариан Пуассонье

Ваша жизнь тесно связана с тремя странами: Конго, Францией и США. Как вы ощущаете себя на перекрестке культур? Не трудно ли это?

Я считаю, что в этом много преимуществ. Столкновение с культурой трех континентов раскрыло передо мной многообразие нашего мира, позволило узнать то, что я называю «странствующими Африками». Во-первых, странствующую Африку внутри нее самой: еще когда я жил в Конго, мне доводилось встречаться с выходцами из Западной Африки, что помогло мне осознать всю многоликость континента. Во Франции я познакомился с  западной культурой, но не только с ней: я увидел здесь следы африканской цивилизации, проникшие сюда в результате миграции, путешествий, работорговли и колонизации – странствующую Африку в Европе. В Соединенных Штатах я увидел свой родной континент через другую призму, которая позволила мне увидеть витающие над Америкой тени еще одной странствующей Африки, привезенной сюда в эпоху рабовладельческого строя и работорговли. Нью-Йорк распахнул передо мной двери в особый афроамериканский мир. Его частью являются такие писатели, как Ричард Райт, Честер Хаймс и Джеймс Болдуин, выдающиеся представители движения «Гарлемский ренессанс», основанного в первой половине XX века и совершившего настоящий прорыв в так называемой негритянской мысли.

На этом чердаке трех континентов я ищу то, что может помочь нам понять мир будущего. А мир будущего – не что иное, как сумма различных культур.

Некоторые утверждают, что в наши дни неолиберализм достиг такой мощи, что для его критики сложно подобрать слова…

Честно говоря, я бы не стал так утверждать. Если бы так было на самом деле, это значило бы, что неолиберальная система полностью подмяла под себя все инструменты критики. Я придерживаюсь более оптимистичных взглядов. Всегда можно найти способы противостоять системе, и порой именно тщательное изучение языка этой системы, разбор его на части, демонстрация его бессодержательности позволяют зародиться новым формам мышления. Орех заключен в скорлупу, но это не значит, что я не смогу разбить его, посмотреть, что у него внутри, и съесть!

Взгляните на африканские цивилизации: для распространения своей философии они воспользовались западной мыслью. Концепция негритюда зародилась в Европе, в среде чернокожих и антильских студентов, приехавших во Францию для получения образования. Один из них, сенегалец Леопольд Седар Сенгор, был избран членом Французской академии. Разве можно поставить под вопрос универсальность «Дневника возвращения в родную страну» мартиниканца Эме Сезера? Усомниться в силе аналитических умозаключений его соотечественника Франца Фанона, изложенных в его произведении «Черная кожа, белые маски»? Они нанесли колониальной системе со всеми ее следствиями удар изнутри, использовав против нее ее же оружие.

После посещения бельгийского Королевского музея Центральной Африки (AfricaMuseum) вы написали в своем Инстаграме, что «бельгийцы хотят рассказать о своем колониальном прошлом». Что вы имели в виду?

Музеи – как люди. Своим обликом они посылают окружающим послание, которое может быть как искренним, так и намеренно ложным. Представьте человека в парике. Можно попасть под очарование этой роскошной шевелюры, а затем глубоко разочароваться, узнав, что она фальшивая. С этим музеем точно так же: поначалу он впечатляет вас, но в итоге разочаровывает. Я заглянул в каждый зал, но так и не увидел там отрубленных рук эпохи Леопольда II.

Конечно, есть и положительный момент: музей позволил ряду потомков африканцев поведать нам свою историю, что очень хорошо. Во Франции, например, дела обстоят несколько иначе, и как только речь заходит о колониальной истории, все сразу начинают отпираться и прикрываться Жюлем Ферри, который якобы научил нас алфавиту.

Однако если вы попросите создать такой музей африканцев, то в ходе всего посещения вы будете видеть, как белый человек бьет чернокожего хлыстом, загоняет его в трюм, разграбляет его земли, заставляет строить железную дорогу в условиях, в которых выживают не все. Заметьте, что в этом случае я тоже написал бы в своем Инстаграме, что они «хотят рассказать о своем колониальном прошлом».

Жертва колонизации представит ее апокалиптическую версию, выходец с Запада расскажет вам о ее цивилизаторском влиянии. Истина же объединяет в себе и то, и это. На данный момент мы имеем только субъективные толкования.

Что вы думаете о стремлении Франции вернуть африканским странам вывезенные из них культурные ценности? Насколько важна такая деятельность?

Мне понравился доклад о возвращении африканского культурного наследия, представленный Фелвином Старром и Бенедикт Савуа администрации президента Франции [23 ноября 2018 г.], однако пока это только теория. Посмотрим, как все пройдет на практике.

Возвращение наследия поднимает все тот же вопрос: как трактовать нашу колониальную историю? Почему во французских и, в целом, в европейских учебниках истории ни слова не говорится о разграблении наследия? Колонизаторы сильно ошибались, думая, что наши произведения искусства ничего из себя не представляют. Сегодня именно они помогают нам получить полную картину становления мировой художественной культуры.

Африканцы лишь хотят добиться признания того, что разграбленное наследие является неотъемлемой частью мировой культуры и что сюрреализм не появился бы, не будь его основоположники знакомы с африканским искусством. Поэтому одного лишь возвращения культурных ценностей недостаточно: нужно также признать, что Африка обладает огромным художественным потенциалом.

На ваш взгляд, африканская литература занимает положенное ей место в мировой литературе?

Франкоязычная литература Африки – явление молодое, ей нет и ста лет. Нужно дать ей время, чтобы окрепнуть, утвердиться. Интересно то, что она смогла пойти по пути глобализации, отражая раздробленность нашего мира и вступая в диалог о насущных проблемах современности.

Считаете ли вы себя человеком, выражающим мнение всех жителей Африки?

Ну, такое заявление было бы слишком самоуверенным. Хотя мне очень льстит, что все больше африканцев, в том числе англоговорящих, читают мои книги, находят их близкими по духу и черпают в них вдохновение. Этот интерес взаимен: в своих произведениях я говорю о близких им вещах. Я не хотел бы, чтобы меня считали выразителем всеобщего мнения ‒ уж слишком это напоминает судьбу Христа. Но мне бы понравилось, если бы мои книги создавали впечатление, будто мы пишем их вместе.

В 1989 году вы получили стипендию и уехали из родного Пуэнт-Нуара во Францию, чтобы учиться на юридическом факультете. Почему вы оставили профессию юриста?

Мои родители хотели, чтобы я стал юристом или адвокатом. В угоду им я сначала поступил в университет Нанта во Франции, где в течение года изучал частное право, а затем в аспирантуру университета Париж-Дофин, и переехал в столицу, чтобы писать диссертацию по экономическому и социальному праву.

Но писательство в конечном итоге победило – а это занятие ревнивое и не терпящее конкуренции. К тому же, когда мои родители ушли из жизни, моими достижениями на юридическом поприще больше некому было гордиться.

Когда к вам пришло понимание того, что вы хотите писать?

Я начал писать стихи еще в старших классах и в глубине души хотел посвятить себя только поэзии. В то же время я считал, что писательство не может быть основным занятием – скорее, оно было для меня средством, помогающим успокоить душевные муки, справиться с одиночеством. К слову, я был единственным ребенком в семье. Оно стало моей религией, позволяя мне вырваться из окружающего меня мира и создать свой собственный.

Пожалуй, тогда и начала зарождаться во мне страсть к писательству, хотя не могу сказать точно, когда я понял, что в этом мое призвание. Я продолжал писать, говоря себе, что буду заниматься литературой лишь иногда, параллельно с основной работой. Так я постепенно оттачивал свое писательское мастерство и делал все более уверенные шаги в том, что стало делом моей жизни.

Ваш первый роман, «Сине-бело-красный», вышел в свет в 1998 году, но перед этим вы уже опубликовали четыре сборника стихотворений. В чем вы видите отличие поэзии от романа?

Поэзия наполнена духом романтичной юности, дурманом первой любви, горечью первых разочарований. Это отражение поры, когда мы влюбляемся в таких классиков романтизма, как Ламартин, Гюго, де Виньи. На моей родине, которая произвела на свет таких выдающихся поэтов, как Чикайя У Тамси, к поэзии всегда относились с особым почтением. Жанр романа стал пользоваться у нас настоящей популярностью лишь после выхода в 1979 году романа «Жизнь с половиной» Сони Лабу Танси, которого я считаю величайшим писателем Конго. Это его произведение показало нам, что можно рассказывать не только о своих собственных душевных муках. В романе перед нами раскрывается не душа писателя, а душа героя.

Ваш друг гаитянский писатель Дани Лаферьер говорит, что для творчества «важен не столько талант, сколько смелость». Действительно ли нужно иметь мужество, чтобы творить?

Смелость писателя остается скрыта от взора читателей. Читая роман или стихи, мы видим завершенное произведение, однако то, что автор испытал в ходе его создания – его душевные терзания, тревоги, страдания, тяготы бытия – нам неизвестны. Без мужества, без упорства, без некоторой одержимости талант ничего не стоит.

При написании романа автор оттачивает каждую фразу, полирует ее до тех пор, пока в ней, как в зеркале, не отразятся точно его мысли и чувства. Смелость, о которой говорит  Дани Лаферьер, – это союз одержимости и силы духа. Писатель одержим идеей или образом, и он делает все, что в его силах, чтобы оживить их в своем художественном мире.

Правда ли, что писатель обнажает свою душу?

О да! Нужно иметь политическое мужество и храбрость, чтобы показать миру свое истинное «я». Путь писателя – это не ухоженная аллея в парке, скорее это извилистая горная тропа, полная камней, ухабов, грязи и луж. Тот, кто лишен отваги, наденет сапоги. Писатель же ступает на тропу босиком и проходит ее до конца, даже если его ноги изранены. Он воплотил задумку в жизнь, он произвел на свет свое детище, воплотив в нем всю силу этого мира. Только тогда он знает, что достиг своей цели.

 

Это интервью публикуется по случаю Всемирного дня Африки (25 мая).

Читайте также:

Поэзия в «Курьере ЮНЕСКО» (на английском языке)

Всеобщая история Африки (на английском языке)

Проект «Невольничий путь»

About the authors

Конголезский писатель и одна из ключевых фигур франкоязычной литературы Ален Мабанку родился в 1966 году в экономической столице Конго городе Пуэнт-Нуар. В настоящее время он преподает литературу в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса. В 2015 и 2016 годах он занимал кафедру художественного творчества в Коллеж де Франс. Его произведения, переведенные на около тридцати языков, принесли ему целый ряд премий. В 2018 году во Франции был издан его двенадцатый роман Les Cigognes sont immortelles («Аисты бессмертны»).